КК - м-р Сапронов Руслан Дмитриевич, шк - к-н Филипповский Виктор Иванович, оператор РТСС к-н Голофаев Генрих Михайлович.

Адрес кладбища:

Республика Крым

Сакский район, село Лесновка,

3-й км трассы Саки - Новосёловское шоссе.

От центрального входа идти прямо 100 - 120 м. Их могилы видны справа, около 50м от центральной дорожки. 

Координаты могилы:

45.145493 - 33.604858

 

23 июня 1977, день, ПМУ, МКпос. 43 град, самолёт ТУ-22Р бортовой №56.

Экипаж в составе ком.отряда майор Сапронов, штурман отряда капитан Филиповский, оператор капитан Голофаев выполнял полёт на показе МО СССР –  групповое б.метание по г.Канчекская  в составе девяти самолётов. Посадку в группе выполнял последним.

Лётчик подошёл к ВПП на нормальной скорости, но чуть выше и для снижения самолёта немного отдал штурвал от себя. В следующий момент начал брать штурвал на себя, чтобы войти в глиссаду, но штурвал и одновременно стабилизатор остановились в положении – 8 град, что было совершенно не достаточно для выравнивания самолёта. Самолёт с большой вертикальной скоростью и опережением на переднюю стойку ударился о ВПП в 200 м от начала со скоростью 370 км.час. В результате стойка сломалась, произошёл удар основными стойками о ВПП (с опережением на левую стойку). От этого удара, левое крыло оторвалось, самолёт под действием подъёмной силы правого крыла перевернулся «на спину», возник пожар. 

В положении «на спине» и киле самолёт двигался по ВПП, затем сошёл на грунт влево и на удалении 1800 м (примерно) и 50 м слева остановился. Весь лётный и тех. состав побежали к самолёту для оказания помощи экипажу, однако разлившийся керосин (около 16 тонн), а также рвущиеся снаряды боекомплекта не дали возможности оказать помощь. Весь экипаж погиб.


            Комиссия по расследованию происшествия конкретной причины катастрофы не определила.Ничего не сказано было в результатах расследования и о следующих обстоятельствах... Среди сгоревших остатков самолёта в районе отсека «Ветер» была найдена техническая отвёртка, потерянная механиком этого самолёта около трёх месяцев назад. Далее события развивались так.

Самолёт был отстранён от полётов, искали утерянную отвёртку, но её не нашли.  Комиссия в составе начальника ТЭЧ отряда, зам командира АЭ по ИАС, зам.командира полка по ИАС, ввиду того, что отвёртка не была найдена, сделала заключение: отвёртки в самолёте нет (предполагалось, что она была утеряна не в самолёте). Подписали это заключение все начальники от ТЭЧ отряда до зам.Командующего ВВС ЧФ по ИАС включительно. Этим решением самолёту №56 было разрешено летать.     

Расшифровывание бортовых записей МСРП самолёта показало, что штурвал и стабилизатор остановились одновременно при движении штурвала лётчиком на себя в положении – 8 град. , что было совершенно недостаточно для парирования момента на пикирование самолёта. Суд.мед. экспертиза показала, что лётчик погиб от удара фонаря самолёта о ВПП. НИИРАТ, который исследовал все части управления самолёта после катастрофы, пришёл к выводу, что все агрегаты системы управления до удара были исправны.

Тогда остаётся неясным ответ на вопрос: почему при исправном управлении очень опытный лётчик 1-го класса, каким был Сапронов, не брал на себя штурвал в условиях надвигающейся опасности - удариться носовой частью самолёта в начале ВПП при очень большом угле пикирования на ВПП? Ответ, на мой взгляд, такой: потому, что этому помешала отвёртка, попавшая в один из многочисленных стыков рулевой тяги и ближайшим к этому месту шпангоутом. Она подвсплыла от небольшой отрицательной перегрузки, которая получилась в результате отдачи штурвала лётчиком для исправления высокого подхода.

Затем при взятии штурвала, она попала в стык между рулевой тягой и шпангоутом. До этого случая она могла лежать на стрингере (как на полке с бортиком) рядом с рулевой тягой, которой до рулевого привода (РП-21) управляет лишь мускульная сила лётчика. Поэтому и остановился штурвал и стабилизатор, что лётчик не мог сломать попавшую встык стальную отвёртку, а докладывать в такой ситуации просто не было времени. Но обо всём этом в докладе комиссии по расследованию не сказано ни слова, т.к. тогда надо было привлекать к ответственности всех, кто подписал разрешение на эксплуатацию самолёта.

Взято из воспоминаний С.Б.Бутковского

 

Из истории 30-го полка, собранной Конищевым Алексеем Васильевичем:

 

  ... Не удалось официально установить и причины катастрофы самолёта Ту-22рд бортовой номер 56, происшедшей 23 июня 1977 года, пилотируемого военным лётчиком 1-го класса майором Сапроновым Русланом Дмитриевичем. Штурман-капитан Филипповский Виктор Иванович, оператор - Голофаев Генрих Михайлович.

Экипаж выполнял полёт в ходе командно-штабных учений «Берег-77», в присутствии Инспекции Министерства Обороны СССР. Выполнялось групповое бомбометание девяткой самолётов Ту-22 на полигоне у горы «Кончекская».  После удачного бомбометания самолёт выполнял заход на посадку последним в группе.

Находясь чуть выше глиссады, лётчик отдал штурвал от себя для исправления ошибки и снижения. Самолёт «нырнул» вниз, уже не реагируя на попытки лётчика парировать чрезмерно крутое снижение.

Удар о земную поверхность пришёлся в 70 метрах от начала ВПП на переднюю стойку. Она сломалась, после чего самолёт ударился основными стойками с левым креном, что привело к отрыву левого крыла и переворачиванию машины «на спину», под действием подъёмной силы правой плоскости.

Самолёт перевернулся, вспыхнул и моментально превратился в огненный шар. Охваченный огнём, от вытекающего керосина, Ту-22 потушить было невозможно. В огне рвались снаряды и воздушные баллоны. В огне погиб весь экипаж.

  Комиссия по расследованию этого происшествия пришла к обескураживающему выводу: Управление и все системы самолёта к моменту катастрофы работали нормально. Почему лётчик не смог предотвратить «клевок» самолёта к земле - осталось непонятным. Записи МСРП свидетельствовали, что штурвал и стабилизатор самолёта при попытке взятия штурвала на себя остановились в положении, не достаточном для парирования момента на пикирование самолёта.

  Наиболее вероятные причины катастрофы - временное затяжеление управления стабилизаторм на посадке, вследствие дополнительных усилий на страгивание штока ограничителя скорости, перемещение штурвала ОС-1 из-за нестабильности его характеристик, ошибка в технике пилотирования - чрезмерная отдача от себя для исправления высоты выравнивания и последующим взятием его на себя, что могло привести к срабатыванию ограничителя скорости и невозможности лётчика парировать пикирующий момент.

 

 

 

Личные воспоминания штурмана полка п/п-ка Анатолия Евка.

 

Катастрофа была ужасной, на глазах у всех, кто был на аэродроме.

Как я сказал, я её видел в записи, традиционно, перед теоретическим переучиванием на Ту-22, нам обязательно показывали фильмы о происшествиях на взлётах и посадках в нашем полку, конечно, та посадка затмила все другие случаи.

Я писал как экипаж подошёл к полосе....  самой катастрофы не видел, тогда я учился ещё на 2-м курсе ВВВАУШ и то что я напишу об этом происшествии, собрано мной со слов очевидцев и просмотра плёнки события.

 

Вот, что мне известно: были учения, экипаж возвращался с полигона авиации КЧФ Свободный Порт, доклада о сбросе бомб не прозвучало, это несколько усугубляло положение при спасении экипажа в горящем самолёте, но всё равно, техники, несмотря на это обстоятельство, не медля бросились экипажу на помощь.

 

Итак, самолёт перед касанием ВПП основными стойками, неожиданно "клюнул" носом к полосе, коснувшись передней стойкой бетонки, она не выдерживает, складывается, самолёт падает на нос, на большой скорости его заносит вправо, ложится на правое крыло, оно крошится и несётся на правом борту почти поперёк полосы, начинается пожар, в баках около 10-ти тонн керосина.

 

Когда я смотрел этот момент - после переворачивание набок 57-го борта съёмка захватывает панораму брюха самолёта, я обратил внимание, как дрожат основные стойки шасси, это было похоже на судороги ног подстреленной на бегу лани. Но это эмоции, самолёт объят пламенем, как мне рассказывал зам инженера 1-й АЭ м-р Фамбулов Владимир Кузмич, техники быстро собрали аварийную бригаду добровольцев,  самолёт горел, несмотря на это, на тягаче подъехали к кабине,зацепили, оттащили её подальше, начали вытаскивать ребят.

 

От  Голофаева осталась обугленная головешка, парень сгорел полностью, сидел через перегородку от 1-го топливного бака, Обгорел и Сапронов, но не так, как оператор, а вот штурман Филипповских был без повреждений, думали, что жив, когда вытаскивали из кабины выдохнул, но Виктор Иванович был мёртв, видимо задохнулся от угарного газа от горящего керосина....

 

Почему я думаю, что у Сапронова был приступ, он не выпустил тормозные парашюты, мне кажется, что этот навык у лётчика отработан до автоматизма и в такой ситуации, после даже (и тем более такого) приземления, он должен был их выпустить. Но это моё личное мнение, здесь я его впервые озвучиваю...

 

 

Вспоминает п-к С. Кетько. 

 

Я был зам по п/ч 2 АЭ. Командир 2 аэ Сидоров В.И. - в отпуске, зам ком аэ Кудряшов в госпитале, нш -  назначен, но еще нет приказа, зам по ИАС тоже, Сапронов Р.Д. ком. отряда - исполняющий обязанности ком аэ.

 

Шли учения, мы с Мамаевым уже слетали по учению и я на старте  играл до вылета в шахматы с Русланом Дмитриевичем , он меня обучал и обычно даже с форой ферзя выигрывал, а в этот раз  проиграл, похвалил.

 

И пошел на вылет, я прводил его. Кстати я пытался его сфотографировать, но он отказался - "нельзя".

Я: " а мы фотографировались", он: "ваши проблемы".

Я обошел старт, пообщался с техниками, собрал информацию для поощрений, зашел в стартовый домик и разговаривал с прапорщиком Загоняевым. Мы с ним всегда вместе оформляли "наглядину".

 

В это время сказали , что Сапронов идет на посадку. Вышли смотреть. Да, он подошел высоковато и опускание носа шло плавно и без видимых... ну.. удар передняя стойка ушла. По замерам улетела на 1310 м, в район третьей аэ.

Самолет плавно так, как в замедленном кино переворачивается на спину и загорается. Мы с Загоняевым и некоторыми техниками побежали к месту катастрофы, туда уже гнали пожарка и машина АСС, но первым туда (я потом узнал) прибежал Саша Штирц - ПРП.

Он пытался вскрыть кабину, да нечем, все заклинило. Он говорил, что, вроде, слышал крики штурмана Виктора Ивановича Филипповского. Мы бежим и начались рваться СКГ и снаряды. Загоняев делает мне подножку и валится на землю со мной.

- Зачем?

- Так снаряды рвутся!

Действительно, один матрос-пожарник получил осколочное ранение. Я встал и прибежал. Подъехало командование, трактор оттащил кабину.

 

НачПО Валерий Сергеевич Яшин, подозвал меня и говорит: "иди к семьям, твое дело сообщать"...и я пошел...

Жёны Руслана Дмитриевича и Виктора Ивановича, надо сказать, очень выдержанно встретили сообщение, истерик не было. Голофаев Генрих - оператор, был холост.

 

На следующий день прибыла комиссия из Москвы и КБ. Генерал Юрганов Л.Б. сразу так поздоровался со мной: "Что,  замполит, угробил экипаж?" "Так точно"- ответил я. "Как?" Я и сказал про шахматы. Самолет-то такой, что требует концентрации всего организма, а Руслану двух секунд не хватило - отпустить и сново взять штурвал на себя.

Женщина-конструктор по ОДС штурвала выступала и говорила об этой его особенности. Но многие товарищи мои, в том числе и С. Бутковский и А. Штирц считают возможной причиной попадание в отсек "Ветер" постороннего предмета - отвертки, застопорившей РМ.

 

Я до училища получил удостоверение механика авиационного и мне как-то не по себе верить в потерю учтенного инструмента...хотя, ведь её нашли на месте сгоревшего самолета.

 

Нам в течении недели до похорон и после, несколько раз показывали видеосъемку катастрофы и каждый раз: "Ну же Руслан, нууу."

 

Поминали их, как завещал Руслан, с гитарой Саши Мамаева и песнями, которые он любил, Через неделю после похорон начПО - сам летчик, собрал нас и говорит, надо летать. Ведь, если война, сидели бы вы на земле?

 

И В.Ф. Иванов, ком полка, вылетел первым и мы в этот же день и другие.  Все же это время - это настоящая жизнь, это  самолет, который я помню и люблю и особенно всех своих товарищей. Особенно Гребешкова и Мамаева, Кислова и Александрова, Штирца и Волокитина, Колотилина и Юрина, Акопяна и Яшина, Москалева и Яскина (прости), Сидорова и друга Бутковского и друга Михеева, Гречухина и Стасенко, Грязева и Лугового, весь родной 30 одрап.

Летал я с Гребешковым, Брюховецким, Мамаевым, Дудкиным... Жизнь... остались только мемуары...