Воспоминания лётчика, гвардии полковника Давыдова Бориса Павловича

Весной 1976г Министр обороны СССР, маршал Устинов Д.Ф., отдал Приказ по организации учений для отработки практических действий Вооружённых Сил СССР в случае проникновения войск НАТО по болотистой местности на стыке Украины и Белоруссии. Никаких укреплённых сооружений и системы обороны в том районе не существовало.

Нужна была карта предполагаемых действий. Существовавшие на тот момент типографские карты местности, изданные Картографическим Управлением ГШ ВС СССР, решено было проверить и уточнить.

Для изготовления склейки листов всего района предстоящих учений требовалось произвести аэрофотосъёмку.

Распоряжением Командующего ДА выделен был наряд самолётов-разведчиков из 199 огдрап.

Приказ пришёл 12 апреля 1976 года, рано утром в День авиации и космонавтики, праздничный день!

Решено было идти парами. Командир АЭ, к-н Давыдов и командир отряда, к-н Михалёв должны были выполнить облёт Полесья со стороны Беларуси, на Повурский полигон.

Другая пара: заместитель командира АЭ, м-р Комбаров О.П. и командир отряда м-р Клевцов М.И., выполняли облёт полигона Полесский, с противоположной стороны.

Предположительно, весь полёт не должен был занимать более 50 мин. Два или три захода с разных направлений, высота подлёта 4500-4800. Потом снижение, фотографировать с другой высоты, потом, ниже и ещё ниже. Фотографирование плановое.

Взлетели 12 апреля, в 10 часов утра.

Моя пара взлетела на Повурский полигон. Пара Комбарова пошла на Полесский, на Запад.

Взлетели, идём. Вверху солнечно, внизу облака. Весна. Апрель. Я-комэск, капитан. Мой штурман – штурман АЭ, «дикорастущий» ст. л-т Пунин Анатолий, оператор – нач связи АЭ, капитан Рахнянский Пётр. А на ведомом самолёте командир, капитан, Коля Михалёв, Вася Кудрявцев – штурман, оператор Коля Кагукин.

Я запрашиваю своего штурмана: «Ты видишь там цель? Тут же Министр обороны, не промахнуться бы!»

- Не вижу.

Тогда я запрашиваю ведомого, Михалёва:

- 48-й, у тебя передний видит цель?

- Видит.

Вот же незадача. Подготовили фотоаппарат. Если облачность пробьём или в разрыве увидим, так чтобы сразу снимать. Чтобы проход не впустую был.

Перед полигоном, точно не помню или 30 или 50, может 70км, до цели, обрывается облачность. Но это же болото. Над ним дымка густая.

Я говорю Михалёву:

- Видит твой передний?

- Да.

А мой штурман не видит. Тогда я решил подойти к Михалёву и стать рядом. Прошу сообщить, когда начнёт его штурман работать.

А у него минут за 5-7 до этого стала связь булькать. Я его то слышу, то нет.

- 48-й, на связь!

Говорю, перейди на вторую станцию. В конце концов, есть бортрадист со связью. Что же Коля? Не сообразит, что ли?

Кстати, мы шли в своём штатном экипаже, на штатном самолёте.

Идём левым пеленгом.

Слышу, Коля опять начинает щёлкать, а связь прерывается.

Я говорю оператору, чтобы смотрел за ним. Связи нет. Оператор сидит спиной по полёту и может в левое боковое стекло наблюдать самолёт ведомого. Для него этот иллюминатор по правую руку.

Мы идём парой на второй заход. Пеленг левый!

Я вхожу в правый крен. 20-25 град.

Смотрю, а он на меня прёт! Меня догоняет. У него крен уже 75-80! Он вот так, крестом стоял! Я говорю в экипаж, мужики, держитесь, я сейчас пошёл от него.

А он, не доходя, вот так нос опустил и туда пошёл (вниз), колом.

А тут заканчивается полигон и опять пошла облачность 10-ти бальная. Но ниже высоты полёта. Мы на 4800м. А верхняя кромка облачности 3000.

Осматриваюсь, ищу глазами ведомого. Никого нету.

Так они и вошли в облака!

Позывной полигона Повурский – Самотечный.

Я докладываю ему:

- Самотечный, я 08-й. У меня ведомый ушёл вниз, в облака. Отметь место, где это произошло.

Мы пойдём на второй заход. Нижняя кромка какая?

Он мне что-то сказал, типа 1800-1900.

Я кричу Михалёву:

- 48-й, прыгай, катапультируйся!

Петруха кричит «Прыгай, прыгай!»

Но мы ничего не видели. В облака вошли. Идём на снижение, всё ниже и ниже. Запрашиваю полигон:

- До какой высоты могу снижаться?

- До какой хочешь.

Вот уже в облаках 700-800. Тут мой штурман впервые за полёт сообразил:

- Командир, не снижайся. У меня лоции нет, не знаю какие здесь вышки и высоты.

Ну, действительно, мы на это не готовились.

Говорю ему, что давай потихонечку 700-500. Что я увижу.

Разворачиваюсь и говорю в экипаж:

- Становимся на боевой и фотографируем всё. Подряд. Осматриваемся, ищем!

Нам надо увидеть парашюты. Открылись или нет. Оранжевые видны хорошо. Сказать-то сказал. А что из нас кому видно? У этого вот так, у того чуть, у меня со шторкой!

Прошлись первый заход, а азарт живёт!

Давай, мы ещё заход сделаем!

Наземному оператору, на локаторе:

- Выводи меня на точку, где отметка пропала.

Опять ничего не вижу. Дымка!

Глянул на часы. Было 10.55.

Я уже понял, что видимости не будет никакой. Полдень, жара. Парит. Ну, на всякий случай, щёлкай, штурман!

И тут второй правильный вопрос:

- Командир, а топливо?

Смотрю, а уже лампочка «30 мин полёта» горит. Хорошо, что домой идти не далеко.

Связываюсь с полигоном Повурский:

- На Кубарь (Минск) доложи, что у меня ведомый ушёл в облака. Я не нашёл ни парашюта ничего. На связь не выходит.

- Я ухожу домой. В набор. С Вами конец работы. Подними НПСК. Отправь туда людей, вызывай вертолёт.

Я на связи.

Я всё соображал тогда, в воздухе, и подсказывал ему.

Дело в том, что нам надо пересекать по дороге домой две трассы ГВФ по верху. Надо набирать высоту. А это лишний расход топлива.

Топлива совсем мало. Если на форсаже, то быстро останемся без керосина. Набирать стал на МБФР. Самолёт лёгкий!

А у нас РП такой медлительный был.

Я прошу посадку сходу.

Дедиков был на заправке в воздухе. Он спрашивает: «Что 48-й, блуданул?»

- Нет. Сядете, доложу.

РП разогнал всех на запасной, а меня и Комбарова с посадкой на точке. Понял, что разборка будет.

Дедиков сел. А я как раз дальний прошёл и у меня обрезало один двигатель. Ну, ладно, есть второй. Сразу кран перекрёстного, насосы …

А когда сел и срулил с ВПП, то и второй выключился.

Сразу машины все приехали. А у нас стояла Узинская дивизия. Это гости летали у нас.

Мы вылезли. Сираев Рафик у меня был инж АЭ:

- Командир, а где Михалёв?

- Не будет его!

Как сказал это, то все поняли сразу. Лица почернели.

Зову старшего техника самолёта №91, на котором полетел экипаж Михалёва:

- Где Миша Зубков?

А он такой старый был, седой как бетонка.

- Миша, собирай все документы, опечатывай.

- А где 91-я?

- Она там осталась, в болотах.

За нами быстро приехали. Наш экипаж сел в автобус. Меня на КДП.

Там Решетников ждёт меня на телефоне из Москвы. Ох, хороший дядька. Я его всегда уважал, любил:

- Ну, что, капитан? Ты, вроде, опытный. Уже отлетал на них сколько. Что произошло по-твоему?

- Отказ АТ, больше ничего. Такого не может быть в нормальном состоянии. У него связь начала барахлить минут за 7-10 до падения. Уже булькать стала. Понял, что они переходили на вторую станцию. Поднял НПСК.

Нас развели по разным кабинетам.

Пытают.

Дивизионный узинский особист, полковой узинский, наш, нежинский особист.

Прилетели люберецкие, Плохов (1-й зам Ком ДА), Кротов (Нач СБП ДА).

Кротов сразу же:

- Ну, что, капитан, рассказывай, как вы столкнулись там?

Не на того напал!

- Никак нет. У нас калька есть. Пусть самолёт или вертолёт слетает на Самотечный и привезёт кальку-прокладку нашего маршрута. Тогда и поговорим.

При отходе от полигона, я передавал просьбу, чтобы они там приготовили кальку, прокладку. Как мы заходили, как летели.

А люберецкие уже вернулись с аэродрома. Осмотрели самолёт. Искали вмятины, следы столкновения. Всё как обычно:

- Ну, ладно, вы не столкнулись.

Каждые полтора-два часа нас вызывали коллеги Кротова. Задавали один и тот же вопрос. О столкновении в воздухе. Сравнивали ответы.

Вот так вот два-три раза нас помурыжили и отпустили.

А расследователи меня крутят:

- Ну, ёлки-палки, сейчас МСРП покажет всё, как ты и чего!

Нету ничего особенного. Нарушений явных нет.

Потом, когда ничего не нашли:

- Давайте К3-63.

Начали подгонять меня под реверс элеронов. Я им говорю:

- Вы хоть знаете, на какой высоте и скорости это происходит? На этой высоте 800! А мы пошли на 600!

- Ну, капитан, тебя ничем не проймёшь

- Инструкцию надо знать!

Типа, мы разогнались до скорости наступления реверса элеронов и он воткнулся из-за этого.

Кстати, у него единственного в полку оказалась не выполненной доработка для перехода на элерон-закрылки.

А на Пинских болотах пока ничего не нашли. Поисковые работы идут. 12 апреля продолжается. Все ищут!

Весь гарнизон закрыли. Никто никуда домой и из дома. Мобильников не было. Домашние тлф отключили. Кабинеты все опечатаны. Родным не позвонишь и никому вообще.

После обработки материалов полёта моего экипажа, один полковник, из Люберец, отозвал меня в сторону:

- А ты знаешь, на какой скорости он падал? Как ты можешь объяснить, что он на сверхзвук перешёл при падении в пике?

- Как так?

- Скорость больше тысячи!

- Знаете что, тов. п-к? Я думаю, что обороты он убрать не смог.

Этот п-к считал по моему МСРП и прикидывал модель падения, пересчитывал на предполагаемую траекторию. Падали с высоты 4200 на сверхзвуковой скорости. По расчёту моего МСРП.

И это подтвердилось, когда нашли Кольку Михалёва. Он висел в подвесной системе, с парашютом, висящим на дереве, над болотом. А под лямками от синих курток осталась материя.

У него парашюты раскрылись и выдержали скорость по прибору до 780км/час, т.е. сверхзвук Он раскрылся на этой скорости, но динамический удар оказался невероятной силы!

Штурман, Вася Кудрявцев, катапультировался, никого не стал ждать. Его нашли первым. В подвесной системе, с парашютом. Он ещё дышал. Развитие ситуации было настолько скоротечным, что он не опустил светофильтр ЗШ, когда катапультировался. Скорость сверхзвуковая. Поток попал под не опущенное забрало. Ремешок крепления его ЗШ резко дёрнул голову назад с такой силой, что сломал шейные позвонки.

Человек он был здоровый, крепкий. Повезли его в Луцк. В госпитале быстро нашли врача:

- Давай, проверяй быстро, делай своё дело!

- А чего с ним, такой здоровый человек! Что с ним случилось? Почему без сознания?

- Этот человек катапультировался …

Врач туго соображал! А действовать нужно было немедленно. Так Вася и умер, не приходя в сознание.

А Колю Кагукина нашли рядом с креслом. Чудовищной силы был удар!

Сохранилась такая подробность.

Стропы парашюта как обычно укладываются в соты (это такая обшитая резина в кольцах). Вытяжной парашют вначале вытягивает купол, далее, стропы выходят поочерёдно из этих самых сот. Установлено, что самолёт падал с запредельной V.

Укладка строп выглядит вот так:

Эти самые стропы при выходе из сот оплавились.

Всё. Самолёта нет.

Командир корпуса, генерал Горбунов лично сам летал туда. Осмотрел:

- Ну и посмотрел я…!

Болото это… у меня дома где-то есть. На месте падения в Пинских болотах озеро образовалось.

После падения самолёта в болото двигатели сорвались и ушли вперёд, а что было впереди – ушло назад. Штурвал вылез от удара. На поверхность всплыли некоторые полётные документы, карты...

Я потом видел гидрографический анализ места падения. Там были фотографии. На них видна подводная река на глубине 70 метров от поверхности. Самолёт пробил трясину, попал в эту реку и его унесло течением под землю в неизвестном направлении. Важный для нас МСРП, скорее всего, сгинул вместе с самолётом.

Пытали меня, пытали. С 12 часов дня, после нашей посадки, и до вечера. Пока вертолётом не привезли кальку с полигона.

Кротов смотрит – 4 км между нами. Никакого столкновения. В развороте, я пошёл так, а Михалёв пошёл туда. Версия спутного следа тоже не подходит. Он был бы опасным на дистанции 300-500 метров, но никак не 4 км.

Когда я подстраивался под него для фотографирования, наши самолёты шли параллельно.

Окончательный вывод комиссии был таков:

В организации и производстве полётов замечаний нет.

Виновных нет.

Михалёва и Кагукина похоронили в Нежине. Штурмана, Василия Кудрявцева, похоронили в пос. Панфилово, Новоанненского района, Волгоградской области.

Решетников приезжал в гарнизон. Говорит мне:

- В Академию поедешь – отдохнёшь.

- Я не поеду. Что мне эскадрилья скажет – испугался, сразу после катастрофы бежать в Академию! Не поеду. Кого хотите отсылайте, а я буду работать тут. Год как минимум.

Через год мне предоставилась возможность поступать в Академию.

Когда уезжал, то меня Дедиков отозвал в сторону:

- Кого вместо себя?

- Юрку Кожина.

- Он же командир отряда!

- Ну, и что? Ну, делали же Лившица Володьку с командира отряда комэской!

Мы с Дедиковым хорошую кадровую политику вели. Нормальных ребят двигали.

- А Кожин – нормальный мужик. Это место его.

Вот так он стал командиром эскадрильи вместо меня.

Ссылка на биографию Давыдова Б.П.

Ссылка на биографию Кудрявцева В.А.

Ссылка на биографию Михалёва Н.А.

Меню